Аркадий Урбановский не раз проявил себя как интересный театральный художник. За сценографию к спектаклю «Маленькие трагедии» Пушкина в Братском драматическом театре получил губернаторскую премию. Но больше ему запомнились работы над гоголевскими пьесами. «Ревизора» он оформлял для русской труппы в Абаканском театре. Все декорации были сшиты из полиэтилена с подсветкой внутри. Весь кукольный мирок гоголевских персонажей был надувным, зримо и выпукло вынося на авансцену мотив всеобщего надувательства. А в конце спектакля, когда на жителей губернии обрушивалось чудовищное разоблачение, весь этот мирок сдувался, как эфемерный мыльный пузырь. Необычное решение нашел Урбановский-сценограф и для гоголевской «Женитьбы». В центре действия царила огромная кровать Агафьи Тихоновны под балдахином. Ближе к финалу полог падал и обнажал тугие прутья клетки, узником которой оказывался неосторожный Подколесин.

— Что ж, матримониальные устремления женщины Вы трактовали как тиранию?

— В гоголевском варианте именно так. Сам наш герой вот уже пятнадцать лет живет с удивитель
но мудрой и талантливой женщиной — заслуженной артисткой России Ольгой Ленец, примой Братского драмтеатра. Особенно ценит ее за то, что, несмотря на успешную театральную карьеру, приоритетом для себя она выбрала воспитание дочери. Школьница Ксения очень хорошо рисует, увлекается фотографией. Отец сознательно старается не вмешиваться в ее искания и ничему не учить. Он — горячий апологет свободы. А еще он убежден: выше того творчества, которое женщине заповедано самой природой — творчества рождения ребенка и материнской любви, нет ничего на свете. Все попытки мужчин хоть как-то реализоваться в искусстве или в науке — лишь бледная тень этой великой космической роли, которую Творец доверил слабому полу.

— Аркадий, правда, что вы пишете картины пальцами?

— Не только пальцами. Я крашу тем, что под рукой, пальцами в том числе. Это могут быть всякие шкрябалки, стукалки, надо будет нанести след от тряпки — возьму тряпку и нанесу. И, конечно, использую кисти.

— Вы сказали, что у Вас в картинах всегда персонажами являются некие фигурки, которые взаимодействуют между собой. А как картина взаимодействует с автором во время рождения? Кто из них лидер?

— А получается своеобразный пинг-понг. То я веду, то материал. Материал — это все: и краска, и холст, и мои руки, и настроение, и то, что я рисую, и еще что-то или кто-то без имени и образа… Так вот у этого материала столько же возможностей, сколько у Бога, никогда нельзя предугадать, что получится.

— Вы ждете вдохновения?

— А чего его ждать? Просто встаю утром пораньше и иду в свою мастерскую. Если вдохновение «заартачится», там всегда есть чем заняться. Кризисы бывают у всех, но это не значит, что надо лежать на боку; тогда они быстрее и проходят. Вообще, художник — это не какое-то особенное призвание, это такое же ремесло, как любое другое. Работа, которую надо работать. Как работа дворника, например. У дворника только кисть побольше и потяжелей. Все зависит от отношения к делу. Есть художники, которые как дворники. А есть дворники, как художники. А вся мифология про Музу, про воспарения — болтовня и выпендреж.

— Вы не кокетничаете, хотя бы отчасти?

— Ничуть.

— И все же художник видит не как обычный человек.

— Наверное. Но это умение — тоже всего лишь один из инструментов. И надо просто им владеть и добросовестно трудиться.

— А хочется признания, славы?

— Денег побольше, чтоб не зависеть от хлеба насущного, работать свободно. Но это нереально, нечего и мечтать.
Мечтать, может, и не стоит. Но свобода все-таки есть. Если не у самого живописца, то у его творений. У образов, линий, теней, силуэтов, у загадочных мизансцен в рамах его полотен. Их не поймаешь в сети внятных толкований. Они живут изменчиво, летуче и глубоко. Гораздо глубже акриловой поверхности.

Как эта угловатая скрипачка с картины «У-4». Что с ней? Она выводит звук, зелено-золотой, протяжный и дрожащий? Или она сама из звука возникает, вместе с роем трубящих бумажных ангелов? Сейчас — так, а через миг — иначе…

текст: Марина РЫБАК