Поэт, актер, музыкант, художник. Выставки, поэтические сборники, проза, роман в стихах и государственная литературная премия имени

Булата Окуджавы. Все это о нем, о заслуженном артисте России Александре Дольском. Стихи и песни его знают и любят многие. Вот, к примеру, помните: «Мне звезда упала на ладошку. Я ее спросил: «Откуда ты?». Может быть, разносторонний талант – и поэзия, и музыка, и живопись – это просто подарок звезды-судьбы? С этого вопроса и начался наш разговор с Александром Александровичем.

– Не знаю. Во всяком случае, это, конечно, сделало меня счастливым. Да, это какой-то божественный подарок, так расположились гены. Мои предки были артисты. Мама – балерина, отец – оперный певец, драматический тенор. И в моей жизни музыка важна, но и слово тоже бог. Конечно, все это приносит много радости. Я интересуюсь всеми изящными искусствами.

И сколько лет живу на земле, а все равно удивляюсь всему, открываю очень многое и чувствую себя все время учеником.

– Но, несмотря на генетическую предрасположенность к искусству, вы ведь сначала выбрали профессию совсем в другой сфере.

– Я сознательно это сделал. Понимал, что нет такой профессии – поэт, который поет свои песни. Я мог бы стать профессиональным гитаристом. В те времена, когда окончил школу в Свердловске, единственная консерватория с классом игры на гитаре была в Киеве. И я хотел туда поступать. Но мой учитель Лев Алексеевич Воинов сказал, что не надо этого делать. Он не объяснял, почему, и правильно делал. Потому что для меня это было безразлично, если бы он говорил, что я буду мало зарабатывать, сопьюсь от невостребованности и т.д. Я бы тогда ничего этого не услышал, потому что очень любил гитару и музыку. На все нюансы мне было наплевать. Но Лев Алексеевич просто говорил: ты поступи в технический институт, у тебя же пятерки в аттестате. И музыкой параллельно занимайся. Иначе, если она – музыка – станет профессией, ты просто можешь ее разлюбить. И я ему поверил. И пошел в институт.

Ну, а после окончания занимался наукой только для того, чтобы не сослали, как Бродского, или не посадили в тюрьму, как тунеядца.

– Вы занимаетесь своим любимым творчеством. Этим и на жизнь зарабатываете. А одно с другим не вступало в противоречие никогда?

– Нет проблем никаких. В этом и заключается главное мое счастье. Что я никогда ни к кому не приспосабливаюсь и делаю то, что считаю нужным и интересным. Есть какие-то устремления, мысли, какие-то идеи высокого порядка, я их пытаюсь реализовать. Выходят компакт-диски, которые все записываю на своей технике у себя дома. Мне не нужно студию нигде арендовать. Потому что голос и гитара. Ну, там еще вторая гитара иногда, на ней тоже сам играю. Иногда контрабас. В общем, этого вполне достаточно. И, конечно, это ни с чем не сравнимая творческая свобода. Потому что никогда ничьи заказы не выполняю. Если мне и заказывают что-то в театре, то просто с радостью на это соглашаюсь, потому что все равно по поводу какой-то пьесы свои творческие проблемы решаю. И еще. Я ведь не связан ни с каким коллективом, у меня нет ни музыкантов, ни администраторов. И они не пьют, не ругаются, не делают подлости и не подводят. Я вот сам един во многих лицах. И это очень удобно.

– Вы ведь работали с Аркадием Райкиным?

– Да. Сначала он пригласил меня как автора – написать песню для одного спектакля. Мы начали встречаться у него дома. Так получилось, что он ни разу меня не слышал на сцене. А дальше все произошло, как в Голливуде. Однажды заболел Владимир Ляховицкий, один из ведущих актеров театра Райкина. И Аркадий Исаакович мне предложил поработать семь спектаклей. Я согласился. Конечно, ужасно волновался. Райкин меня сам представлял перед спектаклем. Это была для меня большая честь. Это было уже сразу признание. Такой человек меня пригласил в театр! Я тогда не слышал хороших отзывов ни от кого. В Союзе писателей меня ругали, композиторы тоже ругали, но меньше. И вдруг – такое отношение, добрые слова самого Райкина. Затем Аркадий Исаакович предложил мне принять участие во всесоюзном конкурсе артистов эстрады. Я выступил и стал лауреатом.

Аркадий Исаакович хотел меня пригласить на постоянную работу в свой театр. Но прежде он устроил семейный просмотр, собрал в квартире своих детей Костю и Катю и жену Рому. Он вообще сам принимал решения. Но любил посмотреть, как другие реагируют и что они скажут. Я Косте был очень благодарен. Когда Аркадий Исаакович у него спросил: «Что ты думаешь?», – он сказал: «Пап, ты сделаешь ошибку, если не возьмешь Сашу
в театр».

Я тогда наукой занимался. Аркадий Исаакович стал говорить, что вот вам ведь придется бросить свою науку, как же я могу вас отвлечь от нее… Я ответил: «Таких ученых очень много. А сколько раз в жизни в свой театр Райкин может пригласить?» Вот так это произошло. И я в 79-80 годах работал у него. Только благодаря Райкину вышла моя первая пластинка.

– Многие песни у вас очень лиричные, какие-то умиротворяющие. Вы сам человек, похоже, супер спокойный.

– Видите, это спокойствие – оно такое… воспитанное. Потому что, конечно, я очень эмоциональный и нервный. И как реакция на это мое состояние выработалось обратное поведение. Ну, мозги помогли. Это самое такое правильное поведение. Доброжелательность и спокойствие – как щит, который тебя охраняет. Ну, потом у меня вообще такой склад характера. Я всегда о людях думаю хорошо. Пока много раз меня носом не сунут во что-то плохое и не докажут, что это плохой человек. Но я никогда его не ругаю. Просто отворачиваюсь и стараюсь с ним не встречаться. Но никогда не мщу, никогда не сержусь, никогда не ругаюсь. Просто стараюсь, чтобы этот человек больше никогда в моей жизни не появлялся. Вот и все. Ну, а все остальные, в том числе семейные какие-то мелкие проблемы тоже надо решать спокойно.

– Вы для своей, жены, детей поете?

– Я постоянно что-то делал и делаю. Занимаюсь, записываю. Они это слушают. Ну, а так вот, чтобы сели и
я им спел – такого нет. Они и так слушают достаточно много. Они у меня, как худсовет. Я всегда спрашиваю их мнение.

– И вы прислушиваетесь?

– Да, потому что они меня судят по самой высокой планке.

И эту планку Александр Дольский никогда не роняет. Наверное, потому каждая его негромкая песня проникает в душу. А его стихи кажутся адресованными лично тебе. Во всяком случае, так очень хочется думать.

текст: Людмила Шпрах