Геолог по профессии, свое увлечение океанологией Александр Иванович называет «хобби», потому что основная его работа связана все-таки не с морями и океанами, а с земными минералами. Но случился в его жизни такой экзотический период, когда акулы, обломки амфор и морские раковины были для него таким же обычным пейзажем, как сейчас— тополя за окном иркутской квартиры.

Доктор геолого-минералогических наук, заведующий отделом геохимии эндогенных (глубинных) процессов Института геохимии СО РАН с 1979 по 1990 год Александр Альмухамедов опускался на дно морей и океанов на глубоководных аппаратах «Мир» и «Пай-сис».

— «Миры» — самые удобные и приспособленные для больших нагрузок глубоководные подводные обитаемые аппараты, их в России всего два. Они могут опускаться на глубину до 6 тысяч метров, они универсальны, оборудованы и манипуляторами, и глубоководными бурами, которым подвластны даже базальтовые глыбы. Манипуляторы на «мире» настолько высокочувствительные, что могут взять стакан с водой и не разбить его,— рассказывает Александр Иванович.— Мы с их помощью добывали морские кораллы, интересные раковины и другую подводную экзотику.

— А как вы попали в эту экспедицию?

— Я даже сам удивляюсь такому везению. Одно погружение стоило около 20—25 тысяч долларов. Но меня дирекция института всегда отпускала, потому что для нас это было очень престижно.

На дне океанов, на больших глубинах царят вечный мрак и холод. Температура обычно не превышает четырех градусов (исключение составляет только Красное море, где на самых больших глубинах больше двадцати градусов тепла, а в кабине аппарата — все тридцать). «Хорошо еще, что в Северном Ледовитом океане мне не пришлось работать»,— говорит ученый.

Внутри глубоководного аппарата температура не намного больше, ведь в нем не включается отопление. Вообще, батарей хватает всего лишь на одиннадцать часов плодотворной работы. Поэтому зря энергию не тратят.

— В тесном помещении глубоководного аппарата места хватает всего лишь для троих,— рассказывает Александр Иванович.— Три конусовидных акриловых иллюминатора заменяют окна в мир. Мы, члены экипажа — ученый, бортинженер и капитан корабля, — размещались на площади, равной двум метрам. Влажность внутри «Мира»— почти сто процентов. Удобства— баночка, которую каждый предусмотрительно захватывал с корабля.

При погружении я смотрел в иллюминатор и вслух описывал все, что видел. Моя задача была найти рифтовые базальты под толщей донных отложений и при необходимости сделать бурение, добыв образцы подводного грунта. Из экспедиций я всегда вез ящики с камнями. Вес груза доходил до двухсот килограммов. Видеокамеры, которые установлены на борту, записывали все, что я говорил, и окружающий нас пейзаж, ярко освещенный бортовыми софитами. Потом я все это расшифровывал

Рифтовые базальты— это черные монолитные камни причудливых форм, они свидетели рождения морей и океанов. Фотографии самых интересных базальтовых отложений хранятся в альбоме Александра Альмухамедова. Одни похожи на изогнувшийся хобот гигантских слонов, другие — на расколовшиеся шары, третьи имеют фаллическую форму. Сверху базальты припорошены, как снегом, донными отложениями. Подводная пустыня почти необитаема. Но встречаются интересные экземпляры глубоководных животных и рыб.

Однажды в Индийском океане они спустились на глубину 5 тысяч 39 метров к подножию горы, которая носит имя Афанасия Никитина. После этого «восхождения» Александр Альмухамедов попал в «клуб пятитысячников» вместе с академиком Михаилом Ивановичем Кузьминым, директором

На больших глубинах жизнь не такая интересная. Там можно встретить лишь камни да редкие кристаллы. Хотя в Красном море пришлось наблюдать жуткую картину: тонны мусора от проходивших здесь веками кораблей.

Как-то раз на глубине в Атлантике, пристально глядя в иллюминатор на океанское дно, Александр Иванович заметил причудливую рыбу, которая бежала по дну на плавниках, как на ножках. Это было удивительно: ведь давление на глубине такое, что с легкостью сплющивает даже незакрытые чугунные баллоны. А это хрупкое существо находило в себе силы передвигаться.

Однажды Александру Альмухамедову пришлось побывать в смертельно опасной ситуации. Подводный аппарат с кораблем ничего не связывает, кроме гидроакустики.

По бую члены команды следят за перемещениями подводных исследователей. Но начался шторм, и связь пропала. Подводный аппарат находился тогда на глубине двух тысяч метров.

Целый день экипаж работал, истратив почти весь запас энергии батарей. Пришлось полностью отключить бортовую технику, свет и залечь на дно. По времени там, наверху, уже наступила ночь, и вовсю бушевал шторм. В кромешной тьме на дне океана лежал глубоководный аппарат, в котором полусидя дремали измученные за день исследователи.

— Не знаю, как другие, но я уснул сразу,— вспоминает ту жуткую ночь Александр Иванович.— Мы спали всего четыре часа, утром командир принял решение всплыть. Это было опасно, потому что у «Мира» нет почти никакой плавучести, его могли захлестнуть волны. Но оставаться на дне дольше означало верную гибель. Когда аппарат поднялся на поверхность, капитан приоткрыл люк и выпустил ракету. К счастью, на корабле ракету заметили, и мы были спасены.

По четыре месяца ученому из Иркутского института геохимии приходилось проводить в морях и океанах. Но когда в 90-х годах финансирование океанских экспедиций было прекращено, Александр перешел на исследование пра-океанов, следы которых сохранились на Урале, в Тун-кинской долине и в других местах. Чему семья Александра, в общем-то, была рада. Все-таки не в море…