Все, кто знали Николая Вершинина, говорят, если стоило у него чему-то поучиться, — то, в первую очередь, верности. Верности в любви, верности в творчестве.

  Тот, с кем случается чудо, об этом не знает», — так говорят мудрецы. Так же сказала Ольга, жена Николая Вершинина, о своем союзе с выдающимся живописцем: «Мы просто жили, спорили, радовались, уставали, работали. И только, когда его не стало, я по-настоящему поняла, что утратила». Так же, наверное, можно сказать и о самом Николае, чей талант не обозначишь хрестоматийными формулами. Мэтр, мастер, авторитет… — все это «медь звенящая», ничего не говорящая уму и сердцу. А вот «мурашки», холодок настоящего трепета и восторга перед его работами не поддается анализу, не взвешивается «в граммах».
  «Зимнюю церковь» я увидела в сентябре 2010 года, на выставке, посвященной 10-летию Иркутского католического собора. Увидела — и замерла перед ней, совершенно очарованная. Этим ликующим хрустом, сиянием, жаром искристого снега! Этим золотым звоном, хвойным запахом, детским восторгом! Поразило, как в такой органичной свободе от буквальности художник умеет передать такую полноту жизни!
— Он не раз говорил, — вспоминает Ольга, — иногда подхожу к холсту и сам не знаю, что там появится, что оживет. Словно кто-то стоит у меня за спиной… И порой, когда работа закончена, думаешь: «Неужели это я сделал?» Повторить никогда не смог бы…
— В своей фантасмагорической реальности он был удивительно чист и правдив, — говорит писатель и историк Иван Козлов. — И удивительно верен себе. Часто, будучи на грани творческой невменяемости, он совершенно не зависел от чужих мнений, оценок, всегда оставался человеком редкой внутренней свободы. Он шел своей нетореной дорогой, предчувствием и предвосхищением иных миров. Иногда это приближение было мучительным, драматичным. Но оттого и более подлинным, живым, настоящим.
  Коллеги нередко говорили: «Вершинин пишет кишками». С таким накалом и напряжением переживал он свой творческий процесс. Незадолго до смерти, в марте 2007 года, когда Николая настиг сердечный приступ, врач дал ему совет, увы, невыполнимый: хотя бы месяца на три оставить кисти и краски, забыть о работе, просто отдохнуть. С таким же успехом можно было посоветовать художнику не дышать. Он ушел из жизни, чуть-чуть не дотянув до пятидесяти, готовясь к юбилейной выставке, которую полгода спустя все-таки организовала его жена.
  Ольга была единственным лирическим женским образом его полотен. Называть ее музой банально и общо. Они познакомились, когда обоим было всего по десять лет. В сельской школе на Амурской земле. В класс, где учился Коля, привели новенькую девочку. Такую беззащитно хрупкую, трогательно тоненькую, с огромными глазами на бледном личике, что, как потом признавался наш герой, при взгляде на нее у него «подкосились ноги». Он так и пронес через всю жизнь это хрустальное чувство, сквозящее в каждом ее портрете. Не столько повторяющем живую женщину, сколько отражающем ее астральный образ. Обезоруженность женской беззащитностью, беззащитностью красоты. Увидев «Сонет» Николая Вершинина, посвященный жене, академик Российской Академии художеств, искусствовед Александр Морозов назвал нашего земляка «первой кистью Сибири». Последней, так и недописанной работой мастера тоже стал портрет Ольги. Он так и остался на мольберте, так и был выставлен на посмертном уже, юбилейном вернисаже. Счастливая женщина, цветы и ангел, играющий на скрипке.
  Совсем другим Николая Вершинина видели юные читатели детской шелеховской газеты «Дилижанс». Николай Николаевич 27 лет преподавал в Шелеховской художественной школе, несколько лет и директорствовал в ней. Собрал крепкий талантливый коллектив педагогов, искренне и щедро дарил ребятишкам ответственную радость творчества. В «Дилижансе» Вершинин предстает перед нами ироничным графиком, подвижным, озорным, задорным. Таким языком он общался с детворой. Его называли педагогом от Бога.
  Кстати, самой первой работой Вершинина, заставившей о нем заговорить как о серьезном и самобытном художнике, стал портрет ученика. «Земляк» — портрет подростка. Угловатая поза, пытливые глаза, скрученная пружина внутреннего порыва. Безыскусная правдивость полотна, его тонкий психологизм сразу были оценены критиками. Этот мальчишка с велосипедом, написанный еще в 1984 году, теперь уже давно вырос и мечтает купить свой юношеский портрет, причисленный к художественным ценностям.
  Особенно ярким качеством таланта Вершинина всегда отмечали живописность, «культурную, богатую, драгоценную живописность, которая всегда считалась достоянием отечественного искусства» — пишет Татьяна Ларева. Мазок, скульптурный, вибрирующий, смелый, вольная, неожиданно свежая жизнь цвета, нервная пластика линий, — вот что захватывает и околдовывает зрителя, вовлекая в напряженный драматический диалог. Образы его полотен, удивительно достоверные и в чем-то мистически незаконченные, под стать его незавершенному творческому пути. Вот вместе с ним мы осторожно прикасаемся к недоразгаданной, недовоплощенной истине, во всем ее сиянии и молчаливом величии, вот-вот приоткроется она — и озарит нас своим целительным светом…
  Уловить неуловимое, угадать невыразимое, рассказать о неизъяснимом — как велика и как обречена эта вечная задача художника, как неутолима его Тжажда! Словно наивная нежность бродячего клоуна, раскрывшего «голый» зонт над хрупкой девочкой под дождем! Что есть, в сущности, искусство — как не этот эфемерный покров над беззащитностью и мимолетностью красоты? Которой так непросто сохранить верность. Верность художника.

текст: Марина РЫБАК

Диана Салацкая, арт-галерея «Dias»
Художник Николай Вершинин, ушедший от нас в 90-х годах, оставил неизгладимый след в сердцах тех, кто так или иначе имеет отношение к искусству. Это художник, чьим именем Иркутск гордится. Это художник мирового уровня. Сложный, неординарный, но действительно великий. Наследие, которое он оставил после себя, должно являться собственностью не только семьи, но и всего мира. Нам очень повезло, что его вдова, которая была его музой, это понимает и дает возможность нам видеть и чувствовать работы Николая Вершинина.