Откуда приплыли к ней эти рыбы? Мифологические, с изысканными узорами на спинках? Откуда прилетели театрально-яркие, сказочные птицы? Может, из прочитанных книг, может, из услышанных мелодий, может, из пережитых когда-то мимолетных ощущений…
Темная вода, плывущие листья, отзвуки джаза в «Ритмах осени». В «Разговоре о добре и зле» — театр кабуки, маски, диалог, который никогда не закончится. В сочных натюрмортах — прозрачные бусины граната, полнокровные желтые груши, розовые фиалки на холодно-сером полотне.

  Ирина Соловьева — жизнерадостный художник. Она пишет свои настроения, одевая их в краски и формы. В ее работах — живописная декоративность, причудливые мелодии красок, детское, яркое восприятие мира.
Дар художника кто-то сравнил с «духовным микробом», переносимым из поколения в поколение. Вот и Ирину «заразили» им еще в детстве. Она выросла в художественной среде — в окружении картин и художников.
Когда-то, в детстве, в папиной мастерской на площади Декабристов Ира садилась на просторный подоконник и рисовала только что появившимися в продаже толстыми фломастерами и карандашами на хорошей белоснежной бумаге. Особенно любила запечатлевать сценки из жизни. Например, «Мама делает укол», «Мама у плиты»… Если бы девочка рисовала папу, то, наверное, изобразила бы его стоящим у мольберта с кистью за ухом.
   А в семь лет Ира победила на международном конкурсе детского рисунка в Японии.
— Папа — главный мужчина в моей жизни, — признается Ирина. — Картинщик, академик, народный художник России Анатолий Иванович Алексеев. Я до сих пор нуждаюсь в его советах. Он придет, посмотрит — что хорошо, что плохо. Скажет, куда мне двигаться дальше. Он для меня больше чем отец — друг и соратник. Несмотря на все свои заслуги и регалии, папа настолько деликатен, что никогда о работах своих коллег-художников не говорит плохо. Он понимает, какой это труд, и во всем пытается увидеть хорошее, некое положительное зерно..
Кстати, в Иркутском художественном училище Ира четыре года училась у своего отца. Анатолий Иванович преподавал там рисунок. К дочери он относился требовательнее, чем к остальным студентам, поблажек не делал.
Однажды папа рисовал ее с натуры. Шестилетней девочке пришлось позировать несколько дней. И она, конечно, не усидела бы на месте, если б мама не читала дочке «Дикую собаку Динго».
Она любит рисовать цветы, птиц, рыб.
— Я по знаку Зодиака — Рыба. Наверное, оттого часто в моей голове., плавают рыбы. Иногда они складываются в пары. Нарисовала одну, захотелось к ней — подружку. Так и с петухом. Как-то в детстве сын (он совсем не любил рисовать) сел и набросал петуха. Я наткнулась на этот рисунок и стала фантазировать. Нарисовала петушка, потом захотелось ему в пару курочку. А потом и сказочное дерево между ними выросло. Получился триптих.
А вот чета ворон. Ворона-невеста, держащая в клюве связку ключей. Хранительница, хозяйка, хлопотунья. А жених-ворон в щегольском фраке сидит на трубе и мечтает. Такие вот жизненные метафоры.
И вдруг среди ярких декоративных работ — «Образ Богоматери». Иконописное лицо с глубокими глазами словно просвечивает, проступает сквозь закрашенную известкой стену. Пространство порвано. Будто кто-то снял с мира верхний слой, отшелушил, очистил — и наткнулся на его суть, сердцевину, прообраз.
— Когда я училась на Украине в художественном институте имени Шевченко, мы работали летом на практике в церкви — расчищали стены, — вспоминает Ирина. — Стояли под потолком, на шатких лесах. Помню, бабушка в платочке, глядя на нас, приговаривала: «Даже за сто рублев туда бы не полезла». Под известкой были старинные росписи. Мы снимали известку слой за слоем. Это долгая работа, длится годами. До росписи мы так и не добрались. Но это воспоминание врезалось в память. Через много лет я увидела образ, проступающий на оштукатуренной стене. И нарисовала. Это не икона, а образ мадонны, женщины с грустными глазами и особой красотой.

  Откуда к художнику «приходят» сюжеты и образы?
Ирина может увидеть их в театральных декорациях или костюмах, прочитать в книгах, услышать в музыке, уловить в движении опадающих листьев. Они выходят из едва уловимых ассоциаций, ритмов, ускользающих воспоминаний.
— В работе художника есть нечто мистическое. Часто смотришь на завершенную картину и удивляешься: как это я придумала, как это получилось? Это не избранность, но способность улавливать что-то сверху. И еще удел художника — удел одиночки. В этом сложность профессии. Мы работаем над картиной, иногда долго, трудно. И потом очень волнительно выставить часть своей жизни на суд публики. Это все делает художника особенно обнаженным, ранимым.
В мастерской Ирины много цветов и света. Стильные кресла, которые она сама сделала дизайнерскими: обматывала нитями спинки и ручки недели две. Потом руки были в синяках. «Оживила» и старый комод — обтянула бумагой с орнаментом. на даче сама переделывает шкафы и стулья. Как-то для нового интерьера дачного домика ей захотелось расписать стеклышко. Получилась шикарная цветная роспись. Это увлечение растянулось на пять лет. Многие покупатели теперь заказывают Ирине такие вот хрупкие стеклянные миниатюры.
  Она любит рисовать пастелью, считая, что именно эта техника делает работы воздушными, пластичными. Пастель позволяет передать сиюминутные состояния — грозу, изогнутые от ветра деревья, вспыхнувшие в закатном свете цветы. Поймать постоянно меняющиеся настроения природы. В некоторых работах Ирина использует оригинальную технику: накладывает на полотно особый фон из золота и левкасов. Такая техника использовалась при написании икон.
Как художник выходит из периодов творческого «зависания»?
— Художник не станок, он не может выдавать картины постоянно, — говорит Ирина. — Чтобы выйти из такого состояния, я заставляю себя поработать. А для творческого «разогрева» листаю моно-
графии, хожу на художественные выставки. Получаю заряд и вхожу в режим.
Из чего складывается художественный опыт? Из впечатлений: выставок, книг, шедевров мировой живописи. Ирина, бывая за границей, прежде всего бежит в музеи. Она любит импрессионистов, преклоняется перед Врубелем. Есть соблазн скопировать, повторить работы великих мастеров. Подражание — это учеба, каждый художник через это проходит. но тут важно не заиграться, не превратиться в копииста. Весь этот ценный опыт надо переосмыслить, пропустить через себя и — идти дальше.
Уходя, я спросила Ирину: в чем же разница между женской живописью и мужской?

  Вот именно так можно определить творческое амплуа Соловьевой: яркие чувства, разноцветные настроения. В своих работах она иногда радостно-спонтанная, иногда наивная, иногда — мистичная. Как и все женщины.

  Сложно сказать, существует ли мужское и женское искусство. Но очень чуткая, проникновенная, даже сердечная живопись Ирины Соловьевой позволяет сказать, что женское искусство все же существует. Наверное, немаловажную роль в становлении Ирины сыграл отец — народный художник России Анатолий Иванович Алексеев, порой требуя от дочери большего, чем от других учеников. Симбиоз наследственности, высочайшего профессионализма и сердечности дали нам такого серьезного художника, как Ирина Соловьева.
Ее работы будут украшением любого интерьера и позволят говорить о статусе и хорошем вкусе их обладателя.