—…Мы в зале «Миллениум» на Брайтон-Бич устроили открытие сезона с Гараняном — отметили так его юбилей. Выступал со своим американским биг-бендом Валерий Пономарев: у него афроамериканцы играли «А нам все равно, а нам все равно» так, будто на этом фильме выросли! У публики просто снесло крышу от восторга!

Борислав Струлев, который пару часов назад прилетел в Иркутск и уже отрепетировал с Иркутским симфоническим оркестром завтрашний концерт, легко согласился на интервью. Рассказал о своих проектах — об организации «Дней Рос-сии в Нью-Йорке», о фестивале «Фазелис» в Турции, об элитных концертах из серии «Музыкальное собрание» и, конечно, о программах в эмигрантском «Миллениуме». Как у него на все хватает времени — представить трудно.

Борислав Струлев — виолончелист с мировым именем. С подачи Дениса Мацуева, который пригласил его поучаствовать в Музыкальном фестивле «Звезды на Байкале», Борислав стал частым гостем в Иркутске. И это просто беспрецедентный подарок для иркутян, когда один из лучших виолончелистов современности легко соглашается прилететь с другого конца земного шара, чтобы дать концерт в Иркутске. Что и случилось в нынешнем январе, когда Струлев прилетал для участия в праздновании юбилея главного дирижера Иркутской областной филармонии Олега Зверева.

О Бориславе Струлеве мы писали уже не раз. Но общения с этим поразительным человеком много не бывает, потому мы с удовольствием побеседовали с ним и в его нынешний приезд. Борислав рассказывал нам о своей жизни в Америке, где живет уже шестнадцатый год.
— Как там с ностальгией?
— Какая ностальгия? 20 русских телеканалов. Я сюда прилетел — здесь нет боржоми, а там я пью боржоми каждый день. Кваса несколько сортов, еда — любая. Но к этому должен быть еще и культурный вариант. Поэтому мы работаем с «Миллениумом», поэтому организуем «Дни России в Нью-Йорке».
— Как вы вообще там оказались?
— Я уехал в Америку в 1993 году с мамой. По приглашению учиться. Так сложились звезды. Представьте себе: Москва, зима, гололед и две американки на концерте в филармонии. Они — любительницы классической музыки, они ходят на концерты и им есть с чем сравнить. Потому как только все закончилось, они пошли за сцену, нашли мою маму, разговорились — она говорила с ними по-английски. И вот так наладила тонюсенькую ниточку контакта. Они предложили нам снять мое выступление на видео и отправить кассету в Америку. Мы сняли, им отдали. И на том успокоились — смешно на что-то надеяться. И вдруг через семь месяцев у меня дома — факс: «Приглашаем вас в Кеннеди-центр на сольный концерт, вместе с мамой». Мне было 17 лет. Я приношу этот факс в школу, своему педагогу: что?! как?!.. А как раз в это же время было первое возвращение в страну Ростроповича, а он же главный дирижер Кеннеди-центра… И вот мне звонят: завтра идем к Ростроповичу. Боже мой! К Росторповичу! Но он же — инопланетянин просто… Иду, меня всего трясет, трижды падал в обморок. Сплошной стресс на стрессе. То есть понятно, что все это приятно и легендарно, но мои переживания были просто чудовищные…

Вот так все сложилось, после чего у меня был дебютный концерт. После которого меня познакомили с директором Нью-Йоркской консерватории. И она пригласила меня учиться. Переводчицей моей была девочка из моей же школы, и я ей говорю: «Переведи, что спасибо, но мне не надо, ты же знаешь, как мы учимся, потому на гастроли приеду, а так нет». Она мне шепотом: «Ты что, дурак? Я не буду это переводить, тебе дают возможность бесплатно учиться»! А я: «Да ты что, у меня концерты, мне скоро в Липецк ехать»! То есть у меня на тот момент все было расписано: «Новые имена», запись на телевидении, «Музыкальное обозрение», Тихон Хренников… А тут — поезжай на край света, в общежитии живи. О чем вообще мы говорим?

А потом, через год в стране — все хуже и хуже. Стреляют, как жить непонятно… И моя мама собрала ноты, взяла мою бабочку и вот так, без всего, мы уехали в Америку.
— С чего для вас началась заокеанская жизнь?
— Мы получили свои три тысячи долларов на первое время. Я начал учить язык — это же был совершенно другой мир, все вокруг чужое. Потому первые полгода я к виолончели вообще не прикасался — очень сильный стресс. Было так: английский язык, спать, мама. Английский язык, спать, мама. По кругу. Но сразу скажу, что это совершенно нормально. Все через это проходят: знали, на что шли. И потом Америка для этого и сделана: там обязательно что-то для себя найдешь. Это действительно страна равных возможностей.
— Она попадает вам в стиль, подходит вам для жизни?
— Очень. Только нужно не забывать быть осторожным. Потому что Америка расслабляет. Сначала ты напрягаешься: как выжить? А потом вдруг понимаешь, что выжить можно, практически не имея денег. Можно жить на 5 долларов в день и прекрасно себя чувствовать. Ты можешь съесть котлету за 1.99, за 2.99, за 39.99 и, наконец, за 89.99. В России же подход совершенно иной: шаверма — 85 руб., по всей стране, и неважно — из кошки, из собаки, из говядины, но везде по одной цене. Вот скажите мне: почему в Москве чай стоит как бутылка шампанского?.. Дайте мне обычный чайничек черного чая за доллар. Почему в России я не могу выпить чаю за 30 рублей? В Нью-Йорке я пью чай за доллар. Нормальный чай… Поэтому в Америке выжить легче. Отсюда и появляется расслабленность, вольготность. Но если ты хочешь чего-то добиться — это не лучшее состояние. Ведь в Америке собирается все самое лучшее. Музыканты, дизайнеры, артисты — только высочайший уровень. Если ты что-то делаешь недостаточно хорошо, тебе просто нет смысла с этим ехать в Нью-Йорк. Зачем? Бессмысленно. Там королевский стиль. И это очень впечатляет. И мобилизует.
— В этом смысле вы себя ощущаете американским музыкантом?
— Вообще-то я сам себе дирижер. Воспитание, корни, опыт, то, что любил, и то, что буду любить, — все это со счетов не сбросишь. Опять же вот эта зависимость от репертуара: я люблю пострадать, такой романтический тип. А это, без сомнения, русское. В то же время Америка мне многое дала. Свободу. Взгляд на мир. Человеческие жизненные уроки — понятно, что их получаешь везде, где бы ни жил, но в Америке они особенно дороги. Там человек практически не имеет второго шанса. Там так нельзя: «Сань, ну прости, перебрал вчера, с кем не бывает, пойдем в баньке посидим, и все нормально». Для Америки подобное просто невозможно.
— Как Америка переживает кризис?
— Я этим не занимаюсь, не мне и судить. Я занимаюсь виолончелью. И с этим у меня все в порядке. С виолончелью у меня кризиса нет.

текст: Анастасия ЯРОВАЯ
фото: Марина Станиславчик, Игорь Верхозин