О человеке по имени Иоганн Себастьян Бах сегодня доподлинно известно не так много — поверьте на слово. «Немецкий композитор, представитель эпохи барокко, органиствиртуоз, музыкальный педагог». По версии «New York Times» (январь, 2011 г.), И.С. Бах возглавил десятку величайших композиторов мира.
А каким был великий органист того времени в жизни? Повторяющихся историй в книгах о Бахе наберется с десяток. Есть ли среди них подлинные?
…Осенью 1717 года в Дрезден (столицу Саксонии и постоянную резиденцию horror stories about accutane курфюрста) приехал органист, клавесинист и композитор Луи Маршан. А в то время было принято устраивать состязания между исполнителями. И дрезденский концертмейстер Волюмье призвал Баха стать соперником весьма модному французу. Бах приехал чуть раньше назначенного дня и тут же явился во дворец, где, с согласия короля, так, что Маршан не знал об этом, был допущен слушателем на ближайший концерт.
…Маршан играл блестяще. Ему много аплодировали. Следом и немецкому музыканту предложили «попробовать инструмент». Бах тут же повторил прозвучавшую тему и варьировал ее весьма искусно. В назначенный день состязания придворное общество долго ожидало прибытия именитого француза. Но Баху пришлось играть одному. И когда он вспоминал, что Луи Маршан, не решившись соперничать, уехал из города, веснушки, густо усыпавшие лицо гениального импровизатора, разлетались в воздухе солнечными зайчиками.
Прошло почти три века.
От входа в органный зал Иркутской филармонии, где тихо, как мыши под боком у кошки, затаились мы с фотохудожницей Мариной Свининой, хорошо видно. Гарри Гродберг склонился над пультом инструмента. В это время в зал никого не впускают. Нас провели к порогу только потому, что Марина испросила у Гарри Яковлевича специальное разрешение. Он, давно зная Свинину, не отказал, но при условии соблюдения полной тишины. никаких вопросов и фотосъемок до окончания концерта.
Трубы органа пробуют голоса, тембры, регистры — творят звучащее пространство. В воздухе — меж разноцветных картинок оконных витражей, подсвеченных сентябрьским солнцем, — разлито сосредоточенное ожидание музыкального пиршества. Погруженный «в своё», Гродберг сидит за кафедрой уже третий час, готовится к концерту.
Известный всему миру исполнитель ростом невысок. А в сравнении с устремленной к сводам храма колоннадой органных труб он напоминает трудолюбивого муравья у подножия муравейника. Его спина, обтянутая смокингом, выглядит то сосредоточенно-собранно, то даже как-то растерянно, то вдохновенно. Можете не верить, но спина Гродберга очень эмоциональна. Минут за 15 до начала концерта Гарри Яковлевич покидает кафедру. спина выпрямляется, осматривает ряды стульев и скрывается в малюсенькой артистической — справа от органа.
Зал заполняет публика: строго, скромно, тихо.
Главная особенность органа, отделяющая его от большинства духовых инструментов, проста: одна труба — одна нота. Чтобы она звучала — в нужном регистре, надо выбрать управляющий этим регистром мануал или педальную клавиатуру, вытащить соответствующий данному регистру рычаг и нажать нужную клавишу. Не буду прикидываться знатоком короля инструментов, но помню, что когда-то орган околдовал меня удивительным, только ему свойственным многоголосием и мощью.
Гродберг управляет голосами множества труб виртуозно. Он творит волшебство музыки без видимых усилий. После того, как затихнет послезвучие заключительного аккорда произведения, Гарри Яковлевич снимает очки в старой роговой оправе, кладет их на пульт левой рукой, выбравшись из-за скамьи, поворачивается к залу через правое плечо и слегка кланяется. Расправив грудь навстречу аплодисментам, он пристально смотрит вперед — поверх зала, выше балкона. И уходит в артистическую.
Дверь в нее распахнута, и мне, сидящему очень близко и очень сбоку, видно, как Гродберг останавливается перед зеркалом, придирчиво поправляет прическу, бросает взгляд на галстук-бабочку и — после объявления следующего произведения — вновь выходит в зал. Он кланяется публике, устраивается за шпильтишем, надев очки незаметным жестом, склоняется над клавишами. Сбоку, как будто из ниоткуда, возникает бессменный ассистент органиста — его супруга Наталья Владимировна. И вновь творится волшебство музыки.
Шквал аплодисментов! Гарри Гродберг, поклонившись, пристально смотрит вперед — поверх зала, выше балкона. Поверх зала, выше балкона — после каждого исполнения.
Щедро отыграв «на бис», Гродберг уходит. Но, обернувшись на овации, на мгновение бросает взгляд туда — выше, выше балкона. И, как будто увидев ответ на свой вопрос, уже совсем по-мальчишески махнув рукой. «А, гори оно все огнем!» — играет еще. Вместе с Натальей Владимировной. В accutane how many mg should i take четыре руки.
Чинно откланявшись в ответ на несмолкающие аплодисменты, музыканты уходят. Столь же чинно, чтобы не расплескать чудесных эмоций, покидает зал публика. Наконец-то я могу встать на то место, где стоял, кланяясь, Гродберг, и посмотреть — выше зала, выше балкона. Оттуда, из уголка витража, в последнем луче солнца мне подмигнул солнечный зайчик — странствующая веснушка Баха.
В маленькую артистическую ворвался вихрь:
— Поздравляю вас. Блестяще! Реакция публики потрясающая. Вас тут обожают, вас везде обожают! — Денис Мацуев не скрывает эмоций ни в жизни, ни на сцене.
Гродберг явно польщен и ответствует сообразно:
— Я восхищен вашим талантом во всех областях. Не случайно говорят, что если человек — талант, то он талантлив во всем.
— Единственный талант на этом фестивале, что мне удалось вас затащить сюда шесть раз подряд! — парирует Мацуев.
— Я вам очень признателен. Это, прежде всего, помогает мне — как вам сказать — помогает мне еще жить.
— Оставайтесь таким, какой вы есть. Ведь то, что вы делаете, это феноменально.
— Придумайте мне что-нибудь еще, я уже старый…
Стать свидетелем подобного диалога — все равно что случайно подслушать разговор двух высочайших гор, настоящих небожителей, которые и мыслят иными категориями, и существуют не как простые смертные.
После ухода Мацуева Гарри Яковлевич вынес свой cymbalta and xanax вердикт относительно меня:
— Вот вам и готовая статья.
Но я был непонятлив и упрям, и вопрос уже сорвался с языка:
— Гарри Яковлевич, обычно говорят, что музыканты должны беречь руки. Я хочу спросить вас про ноги.
Гродберг хмурится, вздыхает.
— Ой, вы задели больное место мое. И это — проблема номер один. Но, как видите, я играл ногами сегодня.
Гродберг сердится:
— Конечно, ведь мне же миллион лет. Я же древнее растение, уже реликтовое. Реликтовый человек. Из той эпохи. У меня даже нет интернета, например. У меня ничего нет. Я живу пещерными всякими делами. Не отвечаю на смс сообщения — я абсолютно темный отсталый человек. Но я так подумал философски, что такая позиция иногда может быть очень полезна.
Я уже знаю: интервью летит в тартарары — Гарри Яковлевич просто устал. Если Бах боролся со слепотой, Бетховен писал, прорываясь сквозь глухоту, то Гродберг преодолевает само cymbalta dosage время. Ему 82 года. Он только что с полнейшей самоотдачей отыграл двухчасовой концерт. По его же словам, он «выжат, как лимон». По инерции я еще пытаюсь задавать вопросы. Он — по инерции простой вежливости — пытается отвечать. Но наши усилия не приводят ни к чему.
В это время одна из служительниц органного зала, мало обращая внимания на разговоры, просто склоняется перед сидящим органистом и, сказав: «Позвольте, Гарри Яковлевич!» — снимает с него концертные туфли.
Гродберг тронут до слез:
— Вот это самый большой гонорар за мой концерт. Поведение этой дамы свидетельствует об особом ко мне отношении. Спасибо вам, я глубоко тронут, честное слово. Ради этого стоило ехать в Иркутск!
Мы провожаем Гарри Яковлевича и Наталью Владимировну к машине — несем громадные букеты цветов. Я, забыв про неудавшееся интервью, говорю первое, что приходит в голову:
— Вы сегодня удивительно играли,
— Я остался доволен первым отделением, — ответствует Гродберг.
— Меня очень тронула «Партита».
— «Партита». Да! Просто у меня условий не было для того, чтобы провести весь концерт на таком же уровне.
— Но «Кукушка» прозвучала великолепно!
— Ну, некоторые вещи во втором отделении были ничего, скажем так. Некоторые вещи, — Гродберг наконец-то улыбается, и откуда-то из глубины его глаз мне подмигивают веснушки Баха.

текст: Алексей КОМАРОВ

фото: Марина СВИНИНА