Горбуна Квазимодо из мюзикла «Нотр Дам де Пари» знают все,  а вот за гримом разглядеть красавца Гару могут не многие. В то время как сам Гару в представлении не нуждается, за ним по пятам всегда следует канадец Пьер Гаран. Которого практически никто не знает. evelynnwilliamhe7.blogspot.com . Только самые близкие по привычке называют Гару Пьером. Со знаменитым музыкантом мы встретились в Москве, куда он приехал на свой концерт.

Оборотень-волк, бука, нелюдимый человек… Именно так переводится слово «loup-garou» с французского. Есть версия, что псевдоним Гару появился благодаря лидеру любительской музыкальной группы Windows and Doors, который однажды фамилию Гаран произнес как Гару. И, как говорится, понеслось… Сам музыкант часто рассказывает на этот счет грустную историю из детства: «Когда мне было 13 лет, ребята с улицы прозвали меня Гару. Потому что я всегда был в некотором смысле изгоем, таким необщительным. Порой мне кажется, что я и сейчас такой. Люблю бродить ночью по Парижу. Я даже частенько пою, когда на небе полная луна!». Настоящим именем артиста называют его банкир, мама и сестра. Даже отец предпочитает прочему слово «сынок». «Имя Пьер давно предано забвению. Если кто-то из сторонних вдруг ко мне так обращается, я даже теряюсь, – продолжает музыкант. – Для меня Пьер Гаран практически не существует. Его задавил Гару…»

– А еще я был МакКартни, – продолжает удивлять Гару, вспоминая детство. – Но это так, в шутку. В 11 лет я под гитару пел песню в одной из церквей моего родного города Шербрука, что в Квебеке. Кажется, это был школьный праздник. А играл я что-то из Элвиса Пресли. После выступления, кстати, первого в моей жизни, ко мне подошли несколько парней и предложили играть на гитаре в их группе, которая потом стала Windows and Doors. Мы исполняли композиции из репертуара The Beatles. Ну вот и я вроде как был МакКартни, пел один из сольных фрагментов в Let it be.

– Наверное, о мюзикле «Нотр Дам де Пари» вас спрашивают в каждом интервью. Понятно, что это ваша коронная роль, после которой, как принято говорить, «никому не известный проснулся знаменитым». Но раз мы затронули тему разных образов, как вы, высокий и стройный, смогли ужиться с горбуном Квазимодо?

– Смог. И иногда уживаюсь и сейчас, в каких-то юбилейных спектаклях. Но красавцем я себя не считаю. Ведь для шоу-бизнеса важны физические данные. А играя Квазимодо, я получил возможность выйти за рамки общепринятых норм. Благодаря этой роли я попал в Европу, добился успеха и теперь имею возможность петь другие песни, совсем не похожие на те, что пел Квазимодо.

– Есть журналистская легенда о том, что прослушивание на эту роль для вас было тайным. Верно?

– Да. Я тогда пел в баре и ходил на кастинг в один мюзикл, но меня туда не взяли. А его продюсер с автором либретто втайне от меня пришли в бар. Они стали слушать, как я пою. И… предложили роль Квазимодо. Я даже об-радовался такому неординарному образу. Ведь это возможность показать публике не только свой певческий, но и актерский талант.

– Писали, что вы даже плакали в финале по-настоящему…

– Настолько входил в образ… И меня это самого всегда это удивляло. Я как бы уходил в себя, в свою боль, и когда над Квазимодо начинали издеваться, меня это просто выбивало из колеи. Не знаю, откуда появлялись у меня каждый раз эти ощущения. Ведь на сцене Квазимодо всегда испытывал одно и то же чувство, а я-то менялся… Чтобы правдоподобно спеть «Боже, как мир несправедлив», я вспоминал свое прошлое, мои неудачные истории в отношениях, каких-то людей, оставивших меня или без-временно ушедших. У Квазимодо поэтому и так много сольных партий, что он невероятно одинок. Журналисты часто пишут, что это так символично перекликается с псевдонимом Гару.

Вероятно, не все русские поклонники Гару знают, что он играл не только во французской версии мюзикла, но и в английской. Три месяца спектакль, шедший на лучших сценах Лондона, собирал аншлаги, увеличивая количество почитателей таланта канадского артиста. Интересно, что во Франции сольный альбом музыканта вышел до премьеры шоу, а в Англии – после. Поэтому зрителям Туманного Альбиона неоткуда было знать Гару, и, когда он вышел на финальные аплодисменты, никто не поверил, что он – Квазимодо.

– Как это – прославиться образом, который внешне на тебя совсем не похож?

– Я думаю, каждый из нас в душе немножко Квазимодо. Есть определенные состояния, позиции, на которые мы реагируем в момент унижения, обиды. И нужно как-то защищаться от этого, любыми способами. Конечно, в первое время я часто думал, что не справлюсь с таким персонажем. Ведь примера никакого не было для меня. Пришлось искать Квазимодо внутри себя. Это помогало создавать мне образ.

– Самая знаменитая композиция из мюзикла – Belle.

(Кстати, за нее Гару получил награды World Music Awards и Victoire, а также Félix Révélation в Квебеке – прим.) Вы исполняете ее почти на всех концертах. Не надоело? – (улыбаясь) Это, пожалуй, самый популярный вопрос от журналистов. Да, я всегда исполняю Belle, это очень хорошая песня. Она своего рода талисман для меня. Кстати, вы знаете, что после первых показов мюзикла она про-держалась в музыкальных рейтингах более 50 недель?

– Нет. Мы не знали этого.

– А сам мюзикл занесли в книгу рекордов Гиннеса. В категории «самый коммерчески успешный мюзикл». И если песня так долго нравится моим поклонникам, то почему бы ее не исполнять? А она нравится.

– Композиции из мюзикла, как и концертные песни, вы исполняете сразу на двух языках – французском и английском. Для вас есть какая-то разница между ними? Что сложнее, легче?

– Для себя я давно определил, что петь по-французски – это петь слова, а петь по-английски – это петь мелодию. Я воспитывался на англоязычном роке, начинал с него. Только потом многие песни были переведены на французский. Но я всегда останусь квебекуа (житель канадской провинции Квебек – прим.), даже находясь далеко от родины. Я четко делю французский рок и квебекский рок. Это две разные вселенные. Мне нравится совмещать в творчестве английский и французский языки. Я хочу сохранить и то, и другое.

– Вы начинали с рока?

– Да, тяжелого рока. Одно время я даже был панком, тяжелым металлистом. Иначе говоря, я долго искал себя в этой жизни. Но чем бы я ни занимался, обязательно стремлюсь к совершенству.

– Гару, известно, что большую часть гонораров от мюзикла вы вкладывали в благоустройство Монреаля – вашего второго дома. И конкретно в родной городок Шербрук. Ваше фото даже висит среди почетных его жителей на настенной фреске. Зачем это делать, учитывая то, что живете вы где-то между Францией и Канадой?

– Мои родители из тех, кого называют домоседами. И когда я был мальчишкой, мы редко выезжали из Шербрука. Каждая поездка в Монреаль для меня была сравнима с каким-нибудь Нью-Йорком. Часто я просто сидел дома и мечтал о путешествиях. Сейчас это экологически чистый район. Я даже иногда пью воду прямо из озера. Это мой источник – во всех смыслах слова.

– А что для вас еще источник вдохновения? Кроме воды из озера.

– Девушки, женщины… Их улыбки, добрые слова и взгляды – вот мой источник вдохновения. Эти эмоции для меня очень важны. Ведь в большей степени я пою о любви. А песни – лучшее средство для общения с миром, ведь именно с помощью музыки я могу делиться с людьми своими эмоциями и чувствами.

– Вернемся в Канаду. Расскажите про свой ресторанный бизнес.

– Несколько лет назад я купил St. Gabriel – один из старейших ресторанов в Северной Америке. Он основан в 1754 году. Мы его отреставрировали, сделали очень стильным местом, сохранив атмосферу прошлого. Моя команда постоянно придумывает что-то новое. Хочу заниматься этим проектом до конца моих дней. В этом году в Париже открылся мой перуанский ресторан-кабаре Le Manko. Еще я владелец концертного зала Medley, который похож на парижский La Cigale. Это был первый бар в Монреале, где я играл. Сюда приезжали Робби Уильямс, Лайонел Ричи и другие звезды. Конечно, я бы мог продать Medley за очень крупную сумму, получить огромную прибыль. Но деньги для меня всегда имели посредственное значение. Я стал заядлым игроком, когда начал сам зарабатывать.

Сколько же образов у Гару? Несостоявшийся археолог Пьер Гаран («В какой-то момент я пришел к мысли, что все время делать дыры в земле – это уже чересчур»), в прошлом панк и металлист, клоун-любитель (кстати, в июне 2011 Гару выступил в составе Cirque du Soleil, сыграв Зарка в шоу Zarkana – прим.), лицо парфюмерной марки, трижды наставник французского «Голоса», успешный ресторатор, начинающий актер (главная роль в телефильме «Возвращение любви»). А еще, судя по сообщениям в канадских СМИ, музыкант взялся за здравоохранение и занимается обустройством больничного комплекса в Монреале.

– Гару, у вас столько ипостасей, столько, так скажем, жизненных ролей. Но, наверное, самая любимая из них – это роль отца. У вас ведь есть дочь. И ей уже 15.

– До отцовства я и не думал, что смогу испытывать к кому-то такую огромную любовь. Не верил в такие чувства. А сейчас я счастлив за каждую минуту, проведенную с моей Эмили. Ведь когда ты находишься на вершине славы, очень трудно остаться в здравом уме. Эмили помогает держаться мне подальше от всех соблазнов этого мира. А ее голос – моя самая прекрасная музыка. Особенно когда я ее щекочу.

– И последнее. Известно, что вы большой любитель покера и других карточных игр. А по жизни вы игрок?

– Пожалуй, да. Я проводил такие параллели. Во время гастролей мюзикла я часто зависал в каком-нибудь казино. Любил играть в карты, но также любил играть и с самой жизнью. Хотя сейчас появился специальный человек, занимающийся моими финансами. А после того, как я стал отцом, любовь к покеру ушла в прошлое. Семья для меня очень важна, хотя меня и зовут оборотнем-одиночкой.

текст: Владимир Рутман, специально для журнала «В хорошем вкусе»